- "Твои воспоминания тебя погубят" - так сказала мне та Незнакомка. Просто окликнула меня и сказала, глядя в глаза. Я не знаю, что толкнуло ее на этот шаг - во всех смыслах этого слова. Помнится, это было в феврале. Вполне возможно, что она была не в себе, как и многие люди под конец зимы. Зимой все немного странные, собственно, как и в остальные времена года.
Я не сильно удивился подобному жесту, но запомнил его, как запоминают любые подобные фразы, застигнувшие слушателя врасплох, тем более, что я не был знаком с говорившей, но образ ее глубоко отпечатался в моей памяти.
Вспоминая теперь это выражение, я невольно соглашаюсь с Незнакомкой: я действительно довольно много помню. Не все мои воспоминания я мог бы назвать полезными, нужными, важными, реальными, да и вообще, своими, но накопленное мною их количество - как жировая прослойка защищает меня от людского холода. Да, именно так я думал, когда начал собирать воспоминания - свои, чужие, книжные и т.д. Я тщательно сортировал их, раскладывал по полочкам в глубине своего Сознания и любил, как если б то были книги, иногда доставать и перечитывать их. Там были и раритетные издания - в дорогих переплетах; мои личные - тоже довольно ценные, хотя среди них и попадались обычные 10-типенсовые книжонки, мелочь для журнального столика. Несколько ценных - моих и украденных - вещей, о которых я должен был обязательно помнить, например, рассказы матери. От отца досталось только несколько вырванных страниц - он не любил вспоминать что бы то ни было. И дальше огромные стеллажи, заставленные маленькими, большими, запыленными или регулярно перечитываемыми книгами Памяти.
Знаете, мне было намного легче представлять себе сбор воспоминаний именно так. В анкетах, в графе "Хобби" я всегда писал "Коллекционирование", за что прослыл шутником/дураком - никто так и не увидел моей коллекции. Меня это не волновало.
Хотя, однажды, всего однажды, я был готов отдать все что угодно, чтобы показать свою коллекцию во всем ее великолепии. Я даже заново рассортировал все, приготовил несколько вступительных слов, поставил еще одно кресло в читательском зале, но как-то не получилось. Листок с приготовленной речью, теперь, кажется, вложен как закладка в одну из книг.
Почему не получилось? Она тоже была коллекционером, но несколько другого плана, что ли. Ей моя коллекция была неинтересна. Она даже почти уговорила меня расстаться с моим богатством, оставив лишь семейные и личные - как у всех. Но что тогда бы отличало меня? Так я и сказал ей, но она не слушала меня. Жаннет никого никогда не слушала.
Красивая такая: рыжие локоны, бледная кожа, ярко-зеленые, ведьминские глаза. Яркая и спокойная, она была похожа на тех полубогинь древних мифов. Я помню, я читал. Помнится, она много смеялась, но я иногда упрекал ее за это - смеялась она зло, во всяком случае, надо мной.
Мы совершенно спокойно могли бы ужиться вместе, прими она мою страсть. Я ведь принял ее, даже помогал ей: она собирала чувства. Точно так же, как люди коллекционируют цветы - под стеклом, с тонкой бумажкой под рамкой, где написано название по латыни. А потом она вешала эти рамочки на стены своей души, украшая ее хоть чем-то, пусть не своим. И ведь я любил ее, заметьте! Снаружи такую яркую, сочную, а внутри почти что сухую - из-за всех этих искусственно иссушенных чувств и эмоций.
Вот как-то так я бы ее описал, Доктор.
- А себя бы Вы как описали? - спросил пожилой мужчина, в очках и белом, немного затертом от постоянной носки, халате. - Ваша внешность, привычки?
Молодой человек, сидящий напротив, несколько задумался, коснулся лба коником пальца, зажмурился, будто вспоминая что-то, и, открыв глаза, произнес:
- Внешность? Доктор, могу сообщить разве что такой курьез - мне постоянно приходится укладывать волосы - они слишком сильно вьются, а рыжие курчавые волосы - это несколько забавно, на мой взгляд, так? - Он улыбался, накручивая на палец абсолютно прямую светло-русую прядь волос. - Больше привычек я за собой не замечаю, так сказать, единственно полезная привычка - не иметь привычек вовсе, так, кажется говорил один философ.
Доктор промолчал, сделав несколько пометок в блокнот. Потом, подняв взгляд на юношу:
- Знаете, меня очень заинтересовала та Незнакомка, о которой Вы говорили в самом начале. Можете вспомнить ее?
- Разумеется, я же сказал, что запомнил ее. Она очень спокойно тогда ко мне подошла - я сидел в парке и читал книгу, присела рядом. Одета была в черное траурное платье, с такой, знаете, стоечкой кружевной под горло. Спокойные и добрые карие глаза, брюнетка. Я бы сказал, что она очень красива. Она назвала меня по имени, что удивило меня, поэтому я спросил, знакомы ли мы. А она, представляете, разрыдалась и ответила, что ее зовут... - Разговор прервал стук в дверь.
Медсестра, заглянув в слегка приоткрытую щель:
- Доктор, можно Вас на минутку, тут посетитель.
Мужчина обернулся к юноше и сказал:
- Мистер Альберт Мирек, Вы...
- Что Вы, доктор! Верно совсем запамятовали - слишком много работаете! - он легко рассмеялся. - Но я не виню Вас, такое бывает.
Доктор чуть улыбнулся:
- Точно, простите, Мистер Андерсон.
Пациент снисходительно кивнул.
Прикрыв за собой дверь кабинета, господин Соултерман обратился к пришедшей женщине:
- Что-нибудь случилось, миссис Мирек?
- Я хотела узнать о том, как продвигается лечение. Понимаете, скоро годовщина со дня смерти нашего сына, Ричи, и Альберт должен присутствовать на памятном ужине, дома, среди домашних… - она рассеянно огляделась, - Если это возможно, конечно.
- Боюсь, что нет. Жаннет, дорогая, как старый друг Вашей семьи, я безмерно сочувствую Вам, но как врач, я вынужден говорить правду. Он не помнит себя, точнее, он помнит себя другим. Он не помнит Вас, а если и говорит о своей любимой Жаннет, то как о «рыжеволосой, бледнокожей, зеленоглазой полубогине» из тех мифов, а Вас, какая Вы есть, он считает Незнакомкой.
Она зарыдала, горько, но быстро взяла себя в руки – ей слишком часто за последний год приходилось слышать о невозможности того или иного. Сначала – сын. Теперь – муж. Ее темные локоны немного растрепались, глаза покраснели от слез, но она ничуть не утратила от этого своего обаяния – все так же казалась хрупкой и беззаботной молодой женщиной, лишь маленькая седая прядь у виска напоминала о том, что ей пришлось пережить.
Все это время никто не произнес ни слова. В конце-концов, все служащие психлечебницы привыкли к таким сценам, да и это не было критическим случаем.
- Пройдемте со мной. Узнает ли он Вас – вот тот фактор, который определит сроки его дальнейшего пребывания здесь.
- Значит, надежда есть? – она подняла на него свои большие карие глаза.
- Не надейтесь, так будет легче. Идемте.
Мистер Мирек сидел так же, как его оставили пару минут назад. При виде входящих на его лице отобразилось радостное удивление:
- Доктор, да Вы – Волшебник! Я описал Вам эту Незнакомку и Вы привели ее? Значит, моя память безупречна, раз дала вам все необходимые сведения, и мне больше не нужно быть здесь. Как Вас зовут, мисс?
- Жаннет. – Слова даются нелегко.
- Надо же, как и ее, как мою возлюбленную. Вам идет это имя много больше, чем ей, уж поверьте, я ее прекрасно помню. Ей подошло бы имя Агнесс.
Женщина не выдержала и выбежала в коридор. Доктор тут же направился следом.
- Нет… Нет… Нет! Не может быть, что же случилось, доктор?
- Он рассказывал вам о своей коллекции воспоминаний? Так вот, он представляет ее в виде огромной библиотеки, с огромными стеллажам с самыми различными книгами. В результате потрясения, все его воспоминания, свои или чужие, - перемешались и оглушили его, как если бы на библиотекаря рухнула полка и завалила с головой книгами. Погребенный под своей Памятью, он не понимает разницы между собой и теми, кого он помнит. Он рассказал мне о себе уже три истории – от лица своих друзей и персонажей книги. – Доктор сделал паузу, тяжело вздохнул и продолжил. – Знаете, тогда, при вашем разговоре в парке, где и было принято решение о его госпитализации, Вы говорили ему что-то о его воспоминаниях?
- Нет. Он не любил, когда с ним говорили без его на то разрешения на эту тему.
- То есть ничего?
- Точно, ничего.
- А фраза «Твои воспоминания тебя погубят»?
- Нет, доктор, … а зачем Вы?..
- Значит сам все понял… - он прошептал себе под нос, сделав какой-то неопределенный жест рукой, - Реакция подсознания…
- То есть все безнадежно? – она смотрела на него своими добрыми карими глазами. На такой взгляд самое сложное ответить «Нет».
- Да. Хотя есть возможность, что спустя время воспоминания в нем улягутся по своим местам, и он станет спокойнее, но это маловероятно.
Женщина горько усмехнулась и, сделав пару шагов в сторону двери, где было темнее, вновь посмотрела на него - глаза при подобном освещении казались зеленым, а волосы отливали рыжиной :
- Да, колючий получился цветочек, Desperatio Solitus Доктор, на секунду опешив,:
- Вы о чем?..
- Да так, о хобби… - Рассмеялась она и вышла из приемной.
Безнадежность Обыкновенная (лат).
Мое настроение: Библиотекарь. |
|
