Он стоял, не шевелясь, едва дыша. Его горящие глаза смотрели только на ещё пустой холст. Никаких красок, ни единого мазка и штриха не было на бумаге, но он отчетливо представлял этот изящный портрет. Его мир мог умереть прямо сейчас, и он так старался создать что-то неповторимое. Его сердце давно замерло. Никто не видел на его лице ни слез, ни улыбки. За всё время своего существования он окаменел, уподобившись скульптуре, которую он сделал сам. Прекрасный художник, в его руках был целый мир, который он любил. Это был искусственный мир, но такой совершенный, что он не видел не единой трещины в своей душе. Но его душа была расколота, и когда шел дождь он как призрак блуждал, ища вишневое дерево, где можно было бы укрыться. Он не имел вторую душу, его разум был един. Но одна его часть тлела нестерпимо быстро, а другой оставалось следовать за ней. Он жаждал создать то, что могло бы показать путь к его длительной и необратимой смерти. То, что вознамерилось бы сделаться неотъемлемою частью его ускользающего мира, похожего на сон. Он захотел нарисовать боль, но ни один цвет не мог изобразить её. Он работал каждый день, неустанно вырисовывая её печальные глаза. И казалось фиолетовые волосы его создания стали виться, как живые. Он пытался создать её, сделать неповторимой. Стремился почувствовать её, и действительно его сердце разрывалось от боли. Этот портрет заставлял его страдать. Он создатель самого прекрасного. Давал ли он жизнь своему творению или убивал его своей жестокостью, на этот вопрос, он не мог найти ответ. Она буквально оживала на бумаге, но её белые губы оставались безжизненными и немыми. Но он слышал её голос. Она говорила ему :-Убей, Убей.… И он без труда бы последовал её приказу. Творец боли видел, предчувствовал, что её губы должны стать алыми. И краски не могли передать той чистой красоты. Он осознал, что нужна кровь, которая окрасила бы её губы, и картина стала бы совершенной. Прозрачные, туманные глаза смотрели на него. Показывали ему, что от него требуется завершить работу. Оставался последний штрих. И он немедля вскрыл себе вены, и дрожащим окровавленным пальцем провёл по оживающим губам. А когда его бездыханное тело оказалось прямо перед портретом. На её лице появилась улыбка, и с насмешливых, тонких губ стекла ядовитая капля крови.
Моему М…