Глава 1
Пробуждение
Я знаю - нету хуже плена,
Но будет вечна моя вера,
Свобода – ведь она не тленна,
Не так же как и я.
Глаза мои были полу прикрыты. В них падал тусклый зеленовато - желтый свет. Конечностей своих я не ощущала.
Честно признаюсь, что плавать в физрастворе не совсем то, чем я хотела бы заниматься тем более сейчас, в рассвете лет… Эх…Такова моя судьба. Наверное.
Сколько лет я здесь? Честно – не помню. Помню только, что в полудреме и физрастворе я давно. Как давно.
Моя лапы уперлись в толстые стеклянные стены. Если бы не вода, то я бы их прошибла. И если бы не то, что мышцы у меня атрофировались. Ну не все. А может и все. И может, когда эту поблескивающую жижу уберут я сдохну – точнее умру я не сразу. Умру от страха, поняв, что ноги не держат.
Я честно попыталась открыть глаза и осмотреться. Но вода давила на веки, да и не могла я сейчас соображать. Только думать. Да и то с перерывами часов 12-17. Даже клыки не ощерить, честное слово.
А уж про «очаровать» этих очкариков-ученых и слов нет.
Я в полной… Ну, тут и без слов ясно где.
А очкарики, а очкарики! Им плевать на то, что мне надоело плавать в этой вонючей воде.
- Выпустите, гады! – в который раз попыталась вскрикнуть я, отчаянно пытаясь освободиться от трубки во рту. Теперь и захлебнуться в этой воде – не самая грустная вещь.
Когти даже не могли коснуться этой стекляшки! За какие заслуги я здесь!?
Не буду ломать комедию… Короче, я волк. А точнее волчица. А в этом мире наш брат либо мишень, либо лабораторная мышь. И если кто-то думает, что втрое лучше, тот либо дурак, либо собака. Ну, или шакал. Без разницы. Главное, что лучше бы я умерла. А ведь была такая возможность.
Наверное, здесь я лет пять, а то и больше. Я даже не помню, какого цвета шерсть, честное слово!
Моя история необычна и грустна до неприличая….
Жили-были Такова и Рамиса. Волк и волчица. Избранные. Они были сильны. Что бы жить в одиночку. Они завладели лесом. Все волки в этом лесу уступали им дорогу. Но стаи никогда не было, ведь много волков могли привлечь людей, и Такова с Рамисой изгоняли лишних волков из леса. Естественно были те, кто, жил в этом лесу и подчинялся им, но их было немного и они тоже были избранными.
А потом, лет через шесть у них родилась дочка. Её назвали Ферум. А через два года еще одна дочь – Чису. И зажила дружная волчья семья.
А потом прошло почти 12 лет. Волчата стали юными волчицами, а Такова и Рамиса – важными родителями. В смысле, важными самими по себе. И вот, настало утро, которое на веке изменило их жизнь.
В лес пришли люди. Пришли с оружием. Они старались поймать волков, а это было что-то новенькое. Но Такова знал, что люди не сулят ничего хорошего и повел в бой свою семью. Люди пытались их изловить. Но кончилось все гибелью человеческого отряда А потом погибла мать - Рамиса. Такову застрелили следом. Дочери кинулись прочь из леса, но младшую смертельно ранили. Она умерла на руках сестры в собственной крови.
В руку Ферум попала пуля и отстрелила конечность. Молодая волчица умирала от потери крови, когда её нашли ученые…
Раненую конечность удалили до плеча, заменив её лапой из стали и проводов. Так волчица Ферум стала киборгом и на веке была посещена в физраствор.
Ферум – это я. Я действительно киборг. Как это не двусмысленно звучит для волка. Руку мне сделали на совесть. Первое время я даже ходила. В узкой клетке…
Я с ужасом, просто с ужасом понимаю, что осталась не просто одна. Одна навек. Рядом со мной никого не поместят.
Гады они, ученые. Очкарики, одним словом. Почему они решили, что могут быть Создателями и распоряжаться моей судьбой. Калечить меня, делать киборгом?
Мне хотелось выть. Хотелось до слез, Правда я не могла плакать – в физратсовре слезы не выделяются. Как и слюна. Как давно я не ела! Пять лет на глюкозе! Или чем там меня пичкают. Пять лет не охотилась. Пять лет была, как во сне…
И сейчас... Сейчас… Тоже… Во – во – о - о… Сне…
Я два дня проспала. Довольно глубоким сном, почти не видела лиц очкариков через толстое стекло.
Когда я вновь увидела их тупые ненавистные рожи, мне захотелось крови. Не их крови. Крови оленя. который еще дергает ногами. Который еще умирает. Чувствовать, как теплая кровь попадет в рот, чувствовать этот живительный сок. Почему я…
Что это?
Вода начла резко спускаться с противным дребезжанием. Воздух не поступал. Я начала задыхаться. Я отчаянно билась, железная конечность билась сильнее мои настоящих, за что я ей благодарна. И трубку эту я смогла выплюнуть.
Кислорода не стало. Легкие сжались. Требуя воздуха, голова заболела – мозг тоже требовал смеси газов. Я опал на пол и судорожно забилась – воздуха все не было, как, впрочем, и физрастовора. Только холодный железный пол моей «тюрьмы».
Я услышала легкий щелчок и наконец вздохнула. Мозг, насытившись кислородом ликовал. Я судорожно повела стальными когтями, которые выдвигались, по стеклу. Противный скрежет. О Создатели, противный скрежет! Я слышу свою силу и мощь!
Но вокруг вес были провода и всякие ремешки. Я дернулась и почти половина безвольно опала. Я освободила железную конечность от проводов зубами. А затем протянула руки и содрала провода с лица и головы. Из маленьких ранок текла кровь. Я лизнула лапу, чуть выше пятого пальца и ощутила запах и вкус крови. Жаль, что своей, но…
Я, судорожно сведя лапы, встала. Теперь я стояла, не твердо. Но стояла. Сила медленно разливалась по телу. Мои желтые глаза сфокусировались. А верхняя губа поползла вверх. Как и нижняя челюсть, впрочем.
Я сняла последний провод из задней лапы и перегрызла его. Клыкb скрипнули, а перекусанный провод упал на пол. Я выпустила когти на стальной лапе и зарычала. Но перед этим коротко взвыла. Ну, очкарики, ша вы все узнаете.
Я стояла. Я прыгнула. Я полетела. Я пробила стекло. Я встала на осколках.. Я зарычала.
Очкарики кинулись в россыпную. Они явно не знали какой силой обладает волчица. Как они глупы!
Я тряхнула головой и вновь ощерилась. Я воинственно вскинула хвост и на секунду прижалась к полу. Для нового прыжка, конечно.
Фенита ля комедия, дорогие мои! Я вонзила клыки в горло высокого кудлатого научника, и прошибла его брюхо ударом стальной лапы. Спасибо, очкарики, быть киборгом оказалось очень удобно. Мой очкарик еще дергался, когда я его душила. Но вскоре он испустил дух. У него кровь из глаз аж брызнула. Луна, я все в крови! Вся морда. С губ капает. И на груди полно. И даже стальная лапа вся в крови.
Я бросила хладный труп и кинулась на другого очкарика, который вооружившись шваброй, (о фантазия у мужика!) бежал спасать товарища по несчастью. Его я укусила в лицо, смяв ко всем чертям щеки и рот. Это был поцелуй! Мой первый поцелуй.
Вскоре вес было залито кровью. Я стояла вся в крови. И в своей тоже. Один из очкариков стрельнул в меня, к счастью только опалив мех и поцарапав кожу. К моему счастью.
До кнопки вызова охраны никто из них так и не добежал. И охрана не пришла на крик. Это хорошо. Мне везет сегодня.!
…Я закричала, забыв о присутствии трубки в пасти. И с ужасом поняла, что просто спала и видела сон. Мне стало горько, обидно противно…
Лаборатория пришла в движения. За стекляшкой явно просматривались люди. И явно не только очкарики. Они пялились на мой плен – на стеклянную банку с физрастовром. Что-то говорили. Я не слышала.
Мне было горько и противно, и я даже закрыла глаза, зная, что через секунду они вновь приоткроются, и я увижу тусклый свет. Эйфория, охватившая меня перед чудесным сном, схлынула, оставив место тишине и покою в душе. В груди, под ребрами, я вновь ощутила странную, колющую пустоту. Что это? И почему? Почему я всегда это чувствую после таких снов. Какой ужас – выходит, я ничего не знаю о жизни. В смысле знаю, но ничтожно мало.
Знаю, что значит, когда есть сестра, когда есть отец, когда есть мать. Знаю, как убить оленя. Знаю, как выглядит лес. Знаю какова на вкус кровь собственной сестры… Знаю потому, что не смогла спасти её… Знаю, как ужасно терять близких. Знаю какого стать калекой. Знаю, как пуля простреливает лапу. Как рвутся жилы, как ломается кость и как окровавленная конечность летит в сторону. Знаю жизнь в лаборатории, в этом месте страха и боли. Знаю бесконечность ожидания свободы, либо смерти.
Это и много и ничтожно мало. Много, ведь не всем суждено познать такое, а мало, потому, что мне не суждено познать настоящей жизни волка. Слишком рано, слишком больно.
Я коснулась стальной лапой стекла. Выпустила когти и провела по стенке плена. Ничего не услышала. И в который раз с ужасом убедилась в беспросветности своего существования.
Наверное, я вновь заснула , когда услышала отдаленно знакомый, стрекочущий звук. Что-то сыто заурчало! Это заставило меня опешить и попытаться оглянуться.
Вода! Вода, зеленая чуть мутная вода уходила в отверстие в полу, закручиваясь миниатюрным вихрем. Меня слегка потянуло вниз, не смотря на то, что я была подвешена за конечности на крепкие и, явно резиновые, канаты к потолку. Вскоре трубку с кислородом я могла легко выплюнуть, но по понятным причинам этого не делала – в шарообразной колбе, где я содержалась, был полный вакуум.
Я беспомощно повисла между небом и землей, старясь оторваться. Лапы слушались ужасно. То есть вообще не слушались. Только левая, ненастоящая лапа упрямо скребла по стенке колбы.
К моему отвращению ученых стало видно намного лучше. Особое внимание привлекла молодая черноволосая лаборантка. Она так на меня смотрела, что лучше бы мне поскорее её загрызть, – не терплю, когда на меня смотрят как на ископаемое.
Часа полтора я висела неподвижно, ожидая того, что будет дальше. Вдруг, канаты ослабли, и я с противным стуком повалилась на пол. Стыдно признать, но я взвизгнула. В безумной надежде потянулась к лапе, что бы снять канат. Позвоночник, в области поясницы, пронзила жуткая боль. Я в злости щелкнула зубами, переводя дыхание.
В колбу подали кислород и трубка во рту обвисла. Наконец-то мы расстались, дорогая!
Чертыхнувшись, я вновь попыталась дернуться всем телом. Просо до безумия хотелось ощутить, как перекатываются, доселе, могучие мышцы.
Нет. Ничего. Я умру. От боли. Обиды. Страха.
Тело теперь не подчинялось мне, лишь лапа из метала упрямо скребла по полу.
Секунда и меня насильно выдернули из колбы, через отверстие.
Вот я валяюсь на полу, а научники накинулись на меня всей гурьбой, Осталось лишь щелкнуть зубами. Ничего я все равно поделать не могла…
