Добавлено: 15-09-2008 14:50:43 Заголовок сообщения: Писатель-"прозаик"...и про кошек тоже пишу...и про
Золотые рыбки.
Он шел по извилистой тропинке вглубь леса, совсем недавно прошел дождь, и трава сияла в стразинках дождинок..На нереальном кружеве полотна ткача-паука капли казались драгоценностями, и он шел, одетый во все черное, расстворяясь в темноте ночи...
Капли срывались с листьев и падали на его спину, плечи, катану, лицо ...
Он приспустил маску, и, подумав недолго, снял совсем. Тряхнув деревце, он подставил разгоряченное лицо под этот ненастоящий дождь, надеясь наконец-то сбить жар и вернуть спокойствие…Но… как только он закрывал глаза, он видел снова и снова эту встречу…
Настолько этот лес был сказочным, и даже Луна была будто нарисована, что произошедшее пару минут назад казалось мимолетным сном. Он достал катану. На лезвии был алый след. Он прикрыл глаза снова.
Человек никогда не видел такого...Сердце забилось пойманной птичкой. Сжимая рукоять катаны, он решительно повернул назад...
Пошел...перешел на быстрый шаг...и побежал..Ветки больно били по лицу, тропа ужом виляла под ногами...стало тихо-тихо… Он остановился...
Черное облако украло Луну с небес, и тьма легла одеялом..
В следующий миг его ноги подкосились, и он упал на колени...
*За час до этого
Ночь дышала и манила..Воздух потяжелел, обещая долгожданный дождь. Одинокий огонь освещал черного человека.
-Должно быть, у него настолько же светлая душа, насколько темен его облик,-так говорили те, кому довелось его видеть.
Искры от огня порхали, как светлячки. Он молчал. Он ждал дождя..
Далекие раскаты грома радовали слух. Но посторонний звук нарушил его очарование ночи.
Он резко повернулся и избежал удара. Клинок воткнулся в ствол дерева, блеснув холодной сталью.
Страшный зверь стоял в шагах пяти от него, вздыбив шерсть на загривке, из пасти, с белых клыков капала слюна..Это была большая кошка. Это была опасная кошка..кошка ли это была..-он замер на мгновенье увидев эти глаза...-кошка ли?
Зверь выпустил когти и прыгнул прямо на него.Человек успел увернуться. Зверь раздраженно бил хвостом. Пасть открылась и рык сокрушил тишину.
Зверь готовился к новому прыжку, рыча, обнажая клыки.
Прыжок..И зверь сверху, выпустив когти он сам становится добычей...Как бабочка, нанизанная на булавку...
Человек крепко держит катану, зверь отстраняется и, обмякнув, падает на бок.
Он срывает пучок травы и вытирает руки.
Вытаскивает катану из туши и тоже вытирает. Но...
Зверь не только не умер от полученной раны, но и подкрался сзади, и кинулся на черного человека, прижав его к стволу дерева, выбив катану из рук..
Дождь лил как из ведра..Секунда и зверь пал...Клинок, тот самый клинок, оказался очень кстати, и точным ударом утихомирил кошку..Глаза закрылись, и он готов был поклясться, что они смотрели с такой нежностью...И он поспешил уйти оттуда...
Ему не давали покоя эти глаза... Он уходил дальше и дальше...Но этот теплый взгляд все глубже и глубже входил в его душу...переворачивая все внутри...
Они были словно из сна…или из далекого прошлого..слишком тонкая грань…
И ноги повернули назад, и он пошел обратно, страшась своей догадки...
Он был ранен давно...он был совсем мальчишкой...
Эта тренировка в горах...
Он упал вниз, в ущелье, не сохранив равновесия...
Благо, что высота была небольшая...Но достаточная, для перелома ноги и легкого сотрясения.
Он очнулся уже в доме. От боли в ноге перед глазами все плыло.
Все расплывчато. И только голос - спи...
Теплая рука и нежные пальцы..-подумал он перед тем как веки сомкнулись.
Неизвестно, сколько прошло времени, и он проснулся.И все было в порядке. Нога...будто он и не ломал ее.
В комнатку вошла девушка с подносом. На нем была тарелка с рисовыми шариками и пиала с водой.
Поставив поднос, она смотрела прямо, без смущения. эти глаза..
-Ты спасла меня...зачем?
-Чтобы ты спас меня..потом...-она следила с легкой улыбкой, как я ем. Я хотел пить и опрокинул всю пиалу...и глаза полезли на лоб...румянец...
-Это же сакэ!-успел я сказать, и вырубился...
Как оказался в деревне я не помню.Но не стал никому рассказывать,храня этот секрет, как сказку, что была на яву. И я заметил, что на плече моем появилась метка…Четыре пятнышка складывались в кошачью лапку..
Луна вновь вышла из-за туч, торжественно белая, как невеста, и осветила поляну…
В белом кимоно, расшитыми красными птицами, полулежала та сказочная фея..
Я подбежал к ней и взял на руки - она была легче перышка.. На кимоно были не птицы..это была кровь... Глаза приоткрылись - в них теплилась жизнь..
-Ты спас меня.... -прошелестело с бледных губ...Она вытащила клинок из груди и одежда стремительно становилась алой..-спасибо...
*давным-давно
Речушка сверкала на солнце, как чешуя золотой рыбки.Интересно, а есть ли золотые рыбки на самом деле..исполняют ли они желания.?Круги по воде все так же хранили прохладное молчание.
В зеркале воды отражался ветхий мостик и маленькая девочка,на носик которой упал розовый лепесток и она смешно чихнула.
Деревянная конструкция жалобно скрипнула, когда ребенок перевернулся на живот и уперся подбородком на сложенные замочком пальцы.
Она склонилась и улыбнулась своему отражению в воде.
Ноги болтались теперь в воздухе. Деревянные сандалии полетели в воду и поплыли по течению. Девочка вытянулась и из за всех сил, старалась дотянуться до них.
Мостик скрипнул в последний раз, и девочка полетела в воду. В эту обманчивую, и, вроде бы, неглубокую речку.
Свет..Солнце..Розовый лепесток на носу. Небо..не было мостика.. Речка высохла, словно ее и не существовало в этом мире...Около меня стояли мои сандалии.
Это был особенный день..В этот день я приобрела силу..
Я могла превращаться в любое существо, что пило воду хоть раз из этого источника,будь то зверь, или человек.
Кроме одного человека...Я знала, где он живет, и как его зовут, я знала, что он предназначен мне. Я должна была защищать его, быть рядом ..но не любить.Было слишком поздно…Я его уже любила…
Я смотрела за ним издали. И всегда старалась быть рядом.
Он не замечал меня никогда..Или делал вид, что не замечал.
Однажды утром я проснулась раньше обычного. Что-то было не так.
Меня звал лес. Утро только-только расходилось.
Я точно знала, что мне нужно идти в ущелье.И я поспешила туда.
Сердце сжалось. Это был он.Был без сознания. Впервые я видела его так близко и взяла за руку. Пульс слабый.
Я редко пользовалась своей силой,но сейчас выбора не было. я стала взрослой, без труда подняла его и отнесла в дом.
У него был жар...и перелом. Я выходила его и была счастлива, когда он открыл впервые глаза. Не смогла сдержать улыбки, наблюдая за тем, как он ест.
Скорая разлука вызывала двоякое чувство. С одной стороны, я была рада тому, что он здоров, с другой - не хотелось потерять его.
Я отнесла его обратно в деревню, оставив у дома родителей.
И решила быть рядом всегда.
Я стала собакой. Ходила с ним повсюду.Служила верой и правдой. Жила в его доме. Он привязался ко мне.
Короток век собаки. Я ушла из его жизни когда ему было 18.
Я стала кошкой.
Я грелась у очага, и в те редкие вечера, когда он был дома, я пела ему «мур-мур-мур» млея от его прикосновений.
Но однажды он сказал, что уходит из дома...
Я стала конем.
И повезла его по полям и лесам. Он совсем не изменился.
Он вырос, но выражение глаз было то же.Он был добр.Он помогал людям, которых видел впервые, он не боялся ветра, холода или злых людей.
И однажды он отпустил меня на волю. Я с тоской смотрела вслед удаляющейся черной фигуре.
Я стала ястребом и попалась в его силки.
Я носила ему дичь и, несмотря на грозный облик, для него была не больше и не опаснее соловья.
Он призывал меня и я прилетала. Он дорог мне - билось в моем пульсе.
На рассвете мы подошли к городу и он выпустил меня на волю. Я подчинилась.
Маленький городок залит солнцем, он нашел там дом и работу. Мне стало грустно. Девушки в этом городе затмевали своей красотой само солнце, и их было так много.. У него появились новые друзья...
-Глупо..-думала я. Он же не мог полюбить меня...Он не знает меня...
На те деньги,что сохранились у меня, купила маленький домик, нашла работу в кондитерской. Добрый город, добрые лица..
Мы жили далеко друг от друга.
Появился другой. Но в душе был только он.
Я ждала, когда он найдет меня. Время шло.Кондитерская набирала обороты. Продажи увеличились в несколько раз.
Я с любовью готовила каждое пироженое, мечтая о том, когда звякнет колокольчик и войдет он.
Я знала одно-у него все хорошо.
И вот, вновь зацвела сакура. Молодые пары заполонили наш магазинчик. Люди сахаром да шоколадом жизнь сластят…
Я вышла на улицу полюбоваться, как когда-то. И замерла. Лепестки кружились и падали. Это был он. Он улыбался...
Он смеялся...
За руку он вел девушку. Это ей он улыбался... Вместе с ней они смеялись...
Я зашла в магазинчик,у кассы никого не было. Я поспешила туда. Всего три человека и уже очередь…
Я улыбалась заученной улыбкой, звякнул колокольчик, улыбка сползла, кровь отлила от лица. Он шел ко мне…один…
На его лице отразилось беспокойство. Он спросил что-то о самочувствии.
Я ответила что-то. Голос дрожал. Губы дрожали. Я заглянула ему в глаза. Он замолк.
Он улыбнулся так, как улыбался только мне. С моих губ чуть не сорвалось его имя.
Девушка...потянула его за рукав и они, расплатившись за десерт, ушли.
Со звоном колокольчика сердце отказывалось биться дальше. Не помню, как я оказалась дома... Знаю, что у меня был жар. Смутно помню, что было дальше.Но пришла в себя только в больнице.
Она была легкая, как перышко...Кимоно стремительно становилось алым на ее груди. Клинок лежал на траве. Я бежал так быстро, как только мог. Я нашел ее...Нашел..я не могу потерять ее..в больнице ее увезли куда-то. Я в изнеможении опустился в кресло. Ноги не держали. Доктор в белом показался мне ангелом. Я попросил спасти ее.
Мне предложили отправиться домой, и отдохнуть там.Поскольку сейчас ей делали операцию, и ничем помочь я не мог.
Я пошел домой. Упал на кровать, как убитый. И спал, но не видел снов.
Рано утром я был в больнице. Операция прошла успешно и жизни ее ничего не угрожало.
Я долго просил доктора позволить мне увидеть ее. Я видел ее второй раз в жизни. Ангел смягчился и дал добро...
Присев у изголовья, я взял ее за руку.
Она улыбалась во сне. Я улыбался ей. Вот она, та самая цепочка и кулон с кошачьей лапкой. Такой след у меня на плече...
Я сжал эти пальчики.
Ресницы затрепетали и она открыла глаза. Она смотрела прямо, и без смущения.
Говори,зачем ты так поступила…-тихо проговорил я.
Я мог убить тебя.
-Я не знала, что делать. Без тебя и жизни нет. Я знала твое тайное место и нашла тебя там. Смерть от твоей руки - вот чего я хотела...
-Как же глупо,-выдохнул я.
Все части мозаики сложились в единую картину..это были ее глаза…это она была...
-моя любимая...как же долго я тебя искал...
Румянец проступил на щечках девушки.
-Больше безо всяких,-пригрозил я пальцем и встал с кресла,-выздоравливай.
Речка блестела на солнце как чешуя золотой рыбки. Лепестки сакуры кружились и падали, пугая солнечных зайчиков. Есть ли золотые рыбки?... Есть чудо..есть любовь...
А почему путаница то может возникнуть? Ведь сам автор выкладывает свои произведения.
Нет, ну можно, конечно, каждому свою тему создавать. Но, мне кажется, неплохо и в одной теме, должно смотреться.
Зато сразу видно, что это полет фантазии конкретного человека, а не фантазии на тему"а что, если бы с.. было бы так"
Эрика удобно устроилась в высоком кресле и, положив ногу на ногу, с любопытством наблюдала за двумя гостями. С первого взгляда происходящее в комнате напоминало групповой сеанс в кабинете психиатра.
Лысеющий мужчина в хорошем костюме и галстуке нервно поглаживал роскошные усы, создавая впечатление человека, играющего не свою роль. Казалось вот-вот усы отвалятся, не выдержав издевательства своего владельца. Но нет – кажется усы, как и лысина, были настоящими. Ухоженный вид и гладко выбритые щеки, не говоря уже о престижных часах, говорили о финансовом достатке.
Напротив него, по другую сторону стола в стиле Club, сидела девушка лет восемнадцати. На девушке – легкий пуловер черного цвета поверх белой блузки. Немного потертые вновь черные джинсы и кроссовки. Волосы до плеч были немного взлохмочены. Но видимо, ее это не очень беспокоило. Положив руки на колени, она сидела не двигаясь, будто ее что то держало в кресле. Губы были плотно сомкнуты – словно и рот ей зажала невидимая рука. Глаза же кричали – о досаде и негодовании. А негодующий взгляд был направлен в сторону Эрики. В нем так же читался и страх.
Третьим был двадцатидвухлетний юноша. Тонкие пряди черных волос спускались ниже глаз, и придавали взгляду
Название: Знаешь?
Автор: barlun
Жанр: Angst
Предупреждение: если не любите, когда все потихоньку сходят с ума – не читайте.
Содержание: немного о пристрастиях, любви, травмах и самоубийствах.
От автора: пишу в схеме перехода от одного героя к другому. Рассматривание одного и того же с двух точек – удобнее. Название такое, потому что это самое встречаемое слово после местоимений «он» и «ты», да и вообще, знаешь, это не имеет значения. Знаешь?
*
Когда это началось?
Я не помню.
Может, когда моя первая ложь не была раскрыта?
Когда я не почувствовал за нее приступов жгучего раскаяния?
Наверное, именно тогда.
Ты даже не заметил привкуса алкоголя на моих губах. А если заметил, то не понял, отчего я пил. Чтобы скрыть запахи другого мужчины. Ты не замечал моих поздних возвращений по нелепой причине. Ты не замечал моего отсутствия в дни наших встреч – мы договаривались, а я не приходил по другой такой же нелепой причине. Мне даже стало обидно – вдруг ты просто меня не замечал? Хотя нет, я чувствовал на себе твой взгляд, когда собирал разбросанную по полу одежду, чтобы уйти в ночь, будучи уверенным в том, что ты спишь. Ты не спал? Ты следил за мной? «Что ж, мог бы и тщательней.» - усмехаюсь я.
Я уходил от тебя и шел в бордель. Без разницы в какой. Мне было абсолютно все равно кто и что окажется рядом. Я сходил с ума от недостатка чего-то важного и отбирал у себя последнее. Зато потом я не смог обвинить в этом никого кроме себя. Этакий приступ садомазохизма . До дрожи приятно.
Я напивался, засыпал ласкаемый чьими-то руками, что шарили по моему телу в жажде денег, и мне снился ты. Ты крепко спал. Ты всегда крепко спал, ты никогда не снился мне бодрствующим, хотя нет, один раз мне приснилось, как ты плакал. Знаешь, мне даже стало легче, я в тот вечер даже было подумал, что это вещий сон и ты скоро все узнаешь и прогонишь меня, или заявишь свои права, но нет. Ты остался спать.
Но самое ужасное, куда бы я ни шел, мне везде мерещился ты. Ты сидел за соседним столиком, ты сталкивался со мной плечами на переходе, ты сворачивал за угол, ты садился в такси – мне было не избавиться от этой мысли. Но это так радовало меня: ты рядом.
Вот и сегодня ухожу. Разве что с той разницей, что вот уже минут десять сижу и смотрю на спящего тебя. Безмятежный. Да, наверное, вот слово, которое про тебя. Чтобы остаться с тобой я буду Мятежным. Игра слов. Ты однажды меня упрекнул в излишней любви к ней, а я ответил, что мне это нравится. Ты принес мне сборник интересных выражений знаменитых писателей. Ты меня слушал всегда, почти всегда слышал – о большем и грех просить, но я бы так хотел, чтобы ты хоть раз проснулся и притянул меня обратно. Разрешил не бунтовать против твоего покоя, которым ты со мною поделился.
Все, хватит. Поднялся и одел рубашку, отвернувшись от тебя. Я не хочу больше смотреть на тебя. Два пропущенных вызова – на беззвучном режиме, как наши молитвы о счастье, даже если кричим в трубку и разбиваем телефон об стену, мольбы останутся без ответа – так угодно тому, кто слушает.
Пять минут сборов и я готов. Думаю, сегодня можно просто заглянуть в бар. Возможно, смотри я на тебя почаще, о вообще бы не смог уходить вот так - в ночь.
Знаешь, а я помню, как увидел тебя. А ты помнишь? Не думаю, таких как я там было так много, что мне бы и в голову не пришло, что однажды ночью я приду к тебе. А тогда я откуда уходил? А, точно, тогда я жил один. Значит, от себя.
Ты сидел за столиком на большом приеме в доме какого-то видного человека. Все ходили-смеялись-шутили. Шампанской, пузырьками лжи и фальши бомбардировало сознание. Помнится, я с кем-то пришел, но ушел с тобой. Я помню назойливый шепот людей вокруг. Они говорили о тебе с таким желанием, что под конец их шепот стал моим голосом. Но, их впечатление отличалось от моего. Ты держался холодно и отчужденно, а они находили это в тебе пленительным. Ты молчал, а они думали, что ты грустишь по своему холодному одиночеству. Странные люди. А мне показалось, что ты устал. Устал от утренней работы и неотвеченных электронных писем, от головной боли с похмелья. Я предложил выйти, потом предложил уйти. Ты спросил зачем, но другого ответа, кроме как «Ты устал здесь.» - я не смог придумать. Ты усмехнулся и мы ушли. До утра сидели в парке, исшагав полгорода. А потом, поутру ты спросил:
- Как ты думаешь, не устал ли я? – и ты смотрел на меня, долго, выдерживая паузу, ведь я знал, что не должен отвечать. – Нет. Спасибо.
Ты встал со скамейки двинулся дальше, а потом развернулся и улыбнувшись на одну сторону протянул мне свой номер телефона.
Через неделю я жил у тебя.
Что ж, бар снова полон до отказа. Как их много. Эти люди еще забавнее очкариков библиотек – еще наивнее. Мне бы только выпить и компанию для выпивки, а там снова увидеть мельком твой силуэт у двери.
Я заказал себе водки, окинул взглядом толпу и выцепил парнишку, лет 18-ти, который накрасил себе половину лица, подчеркнув женственность, а на второй, наоборот, мужественность. Такой милый. Сегодня – он.
*
Снова ушел, да?
Когда это началось? Может, в тот вечер, когда ты пришел с запахом алкоголя. Но, ты и раньше не ограничивал себя, но…
Точно, именно тогда. В тот вечер меня не было допоздна. Я пришел, я тебя все еще не было. Это было странно для тебя, но раз уж так, то я не стал звонить. Может, просто не хотел услышать чужой голос, а мне что-то назойливо в глубине души твердило именно о чужом голосе. А потом ты пришел и долго смотрел на меня, облокотившись спиной на дверь и не разуваясь. Смотрел и улыбался. А у меня мороз по коже от твоей улыбки – я ее никогда раньше не видел. Решился все же подойти, а ты обнял меня, сильно так, вцепился одной рукой в волосы и поцеловал, страстно, властно и … безнадежно. Потом, чуть отстранившись, посмотрел на меня и прошептал:
- Я дома.
- С возвращением. – эти слова были самыми сложными в моей жизни. От тебя пахло не только алкоголем. От тебя пахло чуже-родным запахом, чужой и родной – смешались в одно на твоих губах и чуть не отравили меня.
Весь вечер ты тогда не отходил от меня, я делал вид, что ничего не заметил, а ты все больше мне улыбался как тогда, у дверей.
Легли мы очень поздно, по разные стороны кровати, но через некоторое время ты приблизился ко мне, чуть слышно, так, что если бы я спал, то точно ничего не заметил бы, и обнял меня. После душа вернулся твой запах, но немного другой, хотя, мне, наверняка, мерещилось.
Всю ночь мне слышался чужой голос, я так и не заснул.
А потом началось. После занятия любовью ты ждал, пока я усну и уходил. А я смотрел, как ты собирался, тихой поступью по комнате в поиске одежды. Однажды ты одел мою рубашку вместо своей, но не заметил сразу, лишь потом. Я слышал как закрывался дверной замок и все. Потом, я либо проваливался в сон, еще более изматывающий чем бодрствование, либо не спал, вслушиваясь в шепот уже нескольких чужих голосов.
Моего терпения хватило на две недели. Я стал уходить за тобой. В первый вечер я думал, что больше никогда не выйду за тобой, что не смогу смотреть, как ты плутаешь по барам и борделям, но нет. Мое желание видеть тебя стало только расти. И я уже не ждал на улице, я заходил за тобой куда угодно. А потом я начал узнавать в толпе вокруг тебя те голоса, что слышались мне. Голоса тех, кто видел твое тело, касался его, прижимал, обнимал… целовал. Странно, но я любил тебя только больше из-за этого. Но каждый раз, когда я видел, что ты уходишь, мне было все сложнее попросить тебя остаться. Может, мне нравится любить тебя с болью?
Еще знаешь, я заметил, что ты иногда оглядываешься на меня, а я знаю, что сейчас ты посмотришь и ухожу в тень. Ты лишь улыбаешься неизвестно чему, но это совсем не та улыбка, которая так меня поразила при первой встрече. Помнишь наш первый разговор? Я помню. Я тогда впервые отдохнул и когда пришел домой спал как убитый. После встречи с тобой я начал нормально спать, но вот – я снова не сплю. Не сплю, обнимая тебя, вжимаясь в тебя, двигаясь внутри, разговаривая с тобой, слушая тебя, не сплю, когда ты уходишь в ночь, но в этот раз спать не хочется.
Сегодня ты долго сидишь рядом и смотришь на меня. Я бы все отдал, чтобы ты не уходил, но ходить за тобой, по пятам, как на убой, ощущая себя жертвой, все это приносит мне такое странное наслаждение… Потом ты улыбаешься, я чувствую это и одеваешься. Смотришь на телефон, в последнее время он на беззвучном режиме постоянно, может, как часть заботы обо мне, но тебя, видимо, уже ждут. Я собираюсь быстрее тебя и все время боюсь, что ты однажды вернешься, забыв что-то и натолкнешься в дверях на меня, наспех собранного. Ведь мне есть что сказать тебе, ведь это все решит, но эта ночная игра в кошки-мышки рвет и тебя, и меня, и нас… Хотя, это ведь нормально, когда отношения двух людей одного пола дают слом, излом на всю жизнь.
Хуже всего то, что я не могу выкинуть тебя из головы, ровно как и те голоса, которые стали настолько ненасытными и громкими, что почти заглушают твой.
Сегодня ты пошел пешком. Этот бар один из твоих любимых. Бар тоже любит тебя – твой столик всегда свободен, хотя народу там так много, что уже нельзя никого заметить. Ты привычным жестом подзываешь официанта и заказываешь водки. Пьешь первую стопку, и я буквально оглушен голосами: все они здесь – к тебе. Ты киваешь молодому парнишке лет 19-ти, а может меньше, и он идет к тебе, слегка покачивая бедрами. *** . Ты наливаешь ему и он пьет, опрокинув все содержимое стопки одним разом. Ты смотришь на него, пьешь и не пьянеешь – я знаю, что тебе надо очень много выпивки, чтобы одуреть. Уколом по сердцу – сейчас ты повернешься, и точно, ты поворачиваешься в мою сторону, улыбаясь той странной улыбкой, так неожиданно у тебя появившейся.
Ну что же, сегодня, видимо, этот парень.
Я ухожу в сторону, ближе к барной стойке. Ты вернешься через три часа. Куда ты пойдешь с ним сейчас меня не волнует, может, сегодня я все же настолько устал, что больше никуда не пойду? Но нет. Ты встаешь и направляешься к выходу, ведя за собой эту маленькую продажную тварь. А я иду следом. В этот раз я снова думаю о том, что провожу тебя только до отеля. До отеля любви здесь недалеко – чего мучить людей, стаптывающих ноги в ночных рабочих прогулках?
Через дорогу круглосуточное кафе. Я ухожу туда.
Знаешь, я не буду спрашивать «почему». Потому что ты не любишь этот вопрос. Спрошу что-нибудь другое, но спрашивать я буду сегодня.
*
Парень, которого я снял оказался занятным малым, твердил о каких-то сумасшедших новинках, будто меня интересовал его треп. Но мне чего-то дико не хватало, и спустя пару минут у дверей мелькнул твой силуэт, стало легче. Твой призрак преследует меня, я благодарен ему, ведь так я буду помнить о той боли, что причиню тебе своим обманом и тем самым причиняю себе новую боль каждую ночь, раз за разом я вскрываю уже пересоленную рану на сердце, если оно существует, конечно. Я не достоин такого, как ты. я почти уверен, что ты бы простил мне почти все прегрешения, как Бог прощал Мятежного ангела.
Знаешь, мне только вот за что обидно: я не дал тебе ничего. Боль не считается, ее дают все.
А парень уже не против и уйти, действительно, раз ночь началась, может, выпроводив меня, он найдет еще кого-то. Не будем его разочаровывать, да, Фауст? Тебя так раздражала эта моя привычка обращаться к пустоте по имени великого Темного Мага, а я не помню, как появилась эта привычка переспрашивать у него на все и вся согласия.
Парень завел меня в ближайший отель, уже знакомы мне, но от этого ставший только поганей. Я еще даже не успел затворить дверь, как он стянул свой тонкий свитер с овальным вырезом, представив взгляду юное тело, казавшееся немногим старше, чем он был сам. Кинув одежду на кресло, он решил помочь раздеться и мне и , не угадаешь, он начал расстегивать рубашку с середины! Так делал только ты. А потом он положил мне ладонь на пах и сжал, впиваясь губами мне в шею, оставляя свою метку, потом еще настойчивее, жестче, так, что я вдруг с ужасом вспомнил тот вечер. То, как он смотрел на меня, шептал что-то, а я все отчетливей ощущал комок тошноты, подкатывающей к горлу, перед глазами мелькали кадрами чужие лица и двадцать пятым кадром – ты, зомбируя меня. Перед глазами поплыли круги и кольца, стало так тошно и тоскливо, что слезы брызнули, и голос этого продажного ублюдка, сорвавшийся на крик…
Очнулся через полчаса на кровати, рядом был слегка испуганный нанятый мною парнишка. Он протянул мне стакан воды:
- Ты отключился, помутнел весь, а потом вырубился. Может, перепил? Но в любом случае, я возьму полцены и уйду. Ты не единственный в этой ночи, приятель.
Я только и смог, что кивнуть. Когда открыл глаза и присмотрелся к нему, понял, что он намного старше. Еще он печальный. Знаешь, как эти маленькие собачки, которые бегают и прыгают на забаву своим хозяевам, а потом как будто ломаются, стухают.
Он ушел, через минут двадцать вышел и я.
Я взглянул на небо и первое, что увидел, было падающей звездой. Желание оказалось очень простым. Моим желанием был ты.
Я покачал головой – ведь звезды не исполняют таких желаний. Мне очень хотелось вернуться к тебе. Вернуться и увидеть, как ты спишь. Перед уходом твой спящий вид огорчал, иногда злил, а когда я возвращался, то это видение меня успокаивало. Ты давал мне своего бесконечного безмятежного покоя. Это было то, что нужно для того, чтобы не видеть снов. Достаточно того, что я иногда вижу твой призрак.
Почему-то, когда я смотрел на небо, мне стало очень тепло, будто что-то вот так раз – и решилось. Где-то глубоко внутри меня вопросительный знак перевели в двоеточие, а дальше – простой и четкий ответ. И нет этого раздирающего обдумывания правильности мыслей.
Пошел снег. Мягко и плавно. Он падал, кружился и ложился мне на лицо. Я закрыл глаза и стоял, чуть покачиваясь, подставив лицо белизне первого в этой зиме снега. Я даже не заметил, что плачу – ровными дорожками слез по щекам мои беды.
Заметив, я просто рассмеялся. А потом на меня нахлынуло все то, что я должен был уже давно ощутить – но не мог. Колени задрожали и я упал – сел посреди тротуара и ревел, как брошенный матерью ребенок, да именно так, я знаю, она меня бросала.
Знаешь, когда я поднялся, я точно знал куда идти и зачем. Идти к тебе и рассказать все. Просить прощения, хоть его я и не достоин, просить по-прежнему любить меня, хотя нет, просто иногда позволять видеть тебя.
Я двинулся в сторону дома, сжимая всем телом надежду и смелость – чтобы просто дойти.
*
Кофе безвкусно. Раньше я особо не обращал внимания на это, но после того, как ты приучил меня пить только что сваренный тобой кофе по утрам, я почти перестал заказывать его в кофейнях и ресторанах, куда мы с тобой ходили. Не могу – нет вкуса.
Смотрю на двери отеля, куда ты вошел и понимаю, что больше всего на свете я хотел бы быть тем парнишкой, которого ты туда привел.
Вздыхаю – кажется, я совсем обезумел. Поднимаю взгляд и вижу, как этот парень выходит из отеля, закутывается в пальто поплотнее и набирает чей-то номер. Звонит, размахивая руками, да так, что кажется будто это форменная истерика. Потом он садится в такси.
«Быстро же вы» - когда ловлю себя на этой мысли, становится нестерпимо больно, но в этот вечер я не слышал голосов – по крайней мере пока сидел в кофейне. Не знаю, может, ты назвал бы меня сумасшедшим, но уже в серьез доверяю им. Это вселяет слабую надежду, такую, однодневку, знаешь? Наверное, нет. Я бы очень хотел, чтобы она была тебе не знакома.
Через минут десять на пороге появляешься ты – как всегда пальто нараспашку и шарф, который тебе явно не для целей – горло открыто вечно. Ты остановился и поднял голову вверх. Я просто залюбовался тобой – ты довольно элегантен, когда работаешь на публику, но когда ты сам по себе, наедине со своими мыслями, или когда не боишься их выразить, ты становишься просто неотразим. И, как довершение этой сцены, с неба пошел снег. Первый, такой белый, чистый. С падением снежинок даже стало казаться, что все вдруг в этом городе замедлилось – остановились поглядеть на Первый Белый Танец этой зимы. Я расплатился за кофе и собрался уже на выход, когда заметил, что уронил перчатки. Поднял их и снова вернулся взглядом к тебе, а ты на коленях, посреди тротуара и, кажется, плачешь. Я выбежал на улицу, чуть не сбив с ног официантку, и хотел бежать к тебе, но дорогу было не перейти – металлическое ограждение. Я бросился в сторону ближайшего перехода, стараясь не потерять тебя из виду, но там, как назло машины – сплошным потоком и красный свет. Сердце билось где-то в районе горла, так, что душило меня. Я понял, что мечусь среди шарахающихся от меня людей со слезами на глазах.
Я бегом к тебе через дорогу, но, добежав до того места, где только что был ты, понял, что ты уже ушел. Я вертелся, как волчок, высматривая тебя в толпе этих тварей – я ненавидел их за то, что ты так горько плакал. Они здесь ни при чем, но меня раздирало от непонятной ненависти к ним и нежности к тебе.
Наконец, я заметил твой силуэт и поспешил за тобой, но чем ближе я подходил, тем труднее было переставлять ноги – я не мог подойти к тебе и сказать, что следил за тобой. Я снова остался позади, наблюдая за твоей легкой, будто летящей походкой.
Ты, видимо, решил срезать путь – свернул в сторону Х.st . Тут было довольно безлюдно, а дальше в этом направлении – и вообще редко когда ходили люди. Ты шел домой, мне бы надо было уйти и поспешить вернуться вперед тебя, как я и собирался сделать, когда ты подошел к очередному светофору и наклонился завязать шнурок. Из-за угла вырулил черный фольсцваген , с диким визгом тормозов. Из машины вальяжно вывалился какой-то парень в черном пальто, а следом тот, которого ты притащил в отель. Главный из них быстро подошел к тебе и схватил за шиворот, а потом громко и шакалисто рассмеялся. Ты же, будто окаменел от страха, даже не сопротивлялся. Я побежал к тебе:
- Кио!
Вы оба резко обернулись на мой крик, ты как-то странно смотрел на меня, а тот парень быстро скрутил тебя, развернув спиной к себе и приставил к твоему горлу нож. Из машины вышли еще двое, приветливо улыбаясь, держа наперевес пистолеты. Один из них сразу же взял меня на прицел.
- О-о-о! Какие люди! Спасатели Малибу, да, милый? – он снова расхохотался, обращаясь к тебе, - Это его имя ты выкрикивал тогда? – заметив то, как ты дернулся, он довольно продолжил – Мне было очень интересно, кто ты, Кимаро.
Я застыл, боясь пошевелиться и наблюдая, как лезвие ножа лишь легонько коснувшись тебя оставило след и тонкую струйку крови.
Снег продолжал падать, как и все внутри меня.
*
Было довольно легко – знать, что все кончилось. Знать, что теперь я нахожусь в шаге от решения. Поэтому я решил идти напрямик, через ту тихую улицу.
Мне очень хотелось увидеть тебя и я спешил, да так, что даже шнурок развязался. Я наклонился его завязать и поднял голову на непривычный для этого места шум – визг тормозов. А потом меня пригвоздило к тому месту, где я стоял.
Меньше всего на свете, нет, больше всего на свете я не хотел увидеть этого человека снова. А когда понял, из-за чего это произошло, мне даже стало немного смешно – этот маленький шлюх из того бара – его. Он, видно, не сразу меня узнал, только когда схватил за воротник пальто. Мне сразу всего затрясло от этого въедливого запаха его сигарет и любимых мятных леденцов, к горлу снова подступила тошнота, когда я понял, что он узнал меня. Узнал и теперь точно не отпустит. В голове все смешалось – и тот вечер, месяц назад, и эти, более свежие ощущения: его руки у моего лица и взгляд, от которого хочется закрыть глаза и спрятаться куда-нибудь далеко, а лучше совсем умереть.
И тогда я понял, что если все повторится, если он снова изнасилует меня, оставив на пороге какого-нибудь дома как выброшенную вещь, я больше никогда не смогу вернуться к тебе, я больше никогда не смогу.
Мне так хотелось позвать тебя, знаешь, в тот раз, когда он зажал меня в подворотне по дороге домой, я звал тебя, я долго звал тебя, сначала криком, потом, когда он уже вонзался в меня, сжимая пальцы на бедрах до синяков, я шептал твое имя, надеясь, что спасешь. А он смеялся и кричал, чтобы я и тебя привел на эту вечеринку. Тогда он выкинул меня из машины за два квартал от дома. Я зашел к другу и переоделся, принял душ, выпил обезболивающего – он довольно грубо со мной обращался. По дроге напился какого-то дешевого пива и боялся, и одновременно хотел, чтобы ты заметил его запах и выкинул меня. Чтобы я не нарушал твой покой. А ты не заметил. И я начал сам искать чужих запахов, меток от поцелуев. А ты не замечал.
Внутри все сжалось в один комок боли, по ту сторону грудной клетки, так, что на мгновение я забыл, как дышать. И я уже хватал воздух ртом, как рыба на суше, как меня заставил очнуться твой голос. Шиндо развернул меня, как тряпичную куклу, приставив что-то холодное к горлу, скалясь в радостной улыбке шакала, а я смотрел, как ты остановился в трех метрах от нас.
«Ты шел следом» - это понимание только расширило комок боли. Испуг в твоих глазах заставил меня так сильно сжать зубы, что они заскрежетали – только бы не произнести твоего имени, только бы не сделать этого. Только не ты.
Но он и сам догадался о тебе. И его слова рвали меня не хуже, чем нож, да и тебя, похоже тоже они поразили. Но ты смотрел не на него, не на тех типов, что потом вышли, не на этого пацана, который только мило хихикал в сторонке, ты смотрел на меня, с таким ужасом, что я дернулся к ножу, но он вовремя отвел руку немного в бок, так что лезвие только слегка коснулось шеи, а сам он прошептал:
- В этот раз вас будут отделывать мои ребята напротив друг друга, а то вдруг твой друг обидится, что мы не позвали его в прошлый раз, м, Кио? – и коснулся кончиком языка мочки уха.
Я понял, что больше не в силах бороться с приступами тошноты, перед глазами снова все почернело, но шептал:
- Нет, нет, нет..не….
Белая вспышка перед глазами и какой-то громкий глухой звук за спиной. Мои руки больше никто не держит, и ко мне постепенно возвращается слух и зрение: Шиндо лежит сзади мертвый – в голове зияет огромная дырка, а по свежему снегу расползается лужа темно-красной, вязкой крови. Два охранника тоже уже мертвы, а его малолетний шлюх, гордо встав в позу, держит меня на мушке:
- Сегодня твой день, милый. Иди, пока я не передумал, - он надувает пузырек жвачки и лопает его, озорно рассмеявшись, будто это не он сейчас всадил пули в голову трем людям.
Меня уже сжал в объятиях ты, так крепко и сильно, что снова стало нечем дышать. А ты плакал – твои слезы обжигали мне шею, но только сильнее сжимал меня, до тех пор, пока я тоже не вцепился обеими руками тебе в спину. Какой-то бессвязный шепот и поцелуй – такой горячий и долгий, прерывающийся твоим сбивчивым из-за слез дыханием, что даже ноги подкосились, а ты меня поддержал за талию, не дал мне упасть на асфальт, когда я понял, что сил нет никаких. Вообще.
Парень стоял в стороне и наблюдал за нами – я запомнил это, потому что почувствовал на себе его взгляд, долгий и пристальный. Он предъявил нам полицейский значок и посоветовал поскорее убираться отсюда. Ты помог мне сделать несколько первых шагов – я будто разучился и вое ходить, а он все стоял и смотрел, но уже на Шиндо. Только мы зашли за угол в ближайшей подворотне, как мимо проехали пять или шесть полицейских машин. А потом один выстрел.
Я не помню, как мы очутились дома, но, кажется, ты помогал мне снять обувь и пальто, а потом пошел набрал воды в ванной, сам сел рядом.
Так и сидели, держась за руки.
*
После того как он назвал мое имя, перед глазами кадрами всплывали обрывки картин, похожих на моменты кинофильма. Стало настолько страшно от осознания того, через что тебе пришлось пройти, что помутнело в глазах и мне привиделись капли стекающей крови. Я сморгнул наваждение, но открыв глаза, увидел только как два охранника лежат на асфальте, а третий парень целится в этого ублюдка. Выстрел – и он падает на землю как в замедленной съемке, выронив из рук нож. Ты опускаешь руки, как кукла, и мне вдруг кажется, что это в тебя стреляли – бросаюсь к тебе, прижимаю к себе – и вовремя, я чувствую, как ты обмякаешь в моих руках, по щекам текут слезы, а я зарываюсь лицом в твое плечо, пряча их и шепча, как сильно люблю. Ты так же сильно притягиваешь меня к себе и мы оба целуемся так, как и должны, потому что всех слов мало.
Парень, который в три секунды разрешил эту ужасную сценку, теперь стоял, нацелив пистолет на нас. А потом предъявил нам полицейский жетон, грустно усмехнувшись и наблюдая за узором от крови на снегу. Меня что-то тогда насторожило в нем, но он лишь проронил:
- Вон отсюда. Скоро здесь будет подкрепление.
Я поддерживал тебя, пока мы шли подальше от этого места, мимо проехали несколько машин с сиренами, а когда они стихли раздался выстрел. Один-единственный. Наверное, это я и прочел в его взгляде – его битву с самим собой за любовь того урода и свой долг. Он выполнил оба свои желания.
Мы приехали домой на такси, наверное, таксист испугался, когда я вручил ему намного больше той суммы, что он просил, лишь бы он быстрее ехал.
Мне было больно смотреть на тебя – как заводная игрушка, для которой не нашли ключа. Я посадил тебя в горячую ванну, а сам уселся на пол рядом – боялся оставить тебя хоть на мгновение.
Мы довольно долго просидели так, молча держась за руки, пока ты не произнес:
- Он застрелился?
- Наверное.
Ты чуть сильнее сжал мою руку, выпустил ее и поднялся, попросив халат. Я помог тебе выйти из ванны.
Ты прошел на кухню:
- Кофе?
- Да.
Паузы, настолько тяжелые и вместе с тем такие необходимые, что я не решался нарушать молчание.
- Только, пожалуйста, больше никогда не уходи, но если уйдешь – я пойду за тобой. – я сказал это, как наиболее краткое выражение всех мыслей и чувств, что бурлили, но я знал, что в тебе накопилось больше.
- А ты, пожалуйста, люби меня. Прости меня! – ты заплакал, горько и безостановочно, утыкаясь лицом мне в грудь, сжимая в руках мою рубашку. А потом ты начал расстегивать ее, целуя меня и моля о прощении, шептал без остановки, что любишь. Я так же. Мы целовались как сумасшедшие, пока добирались до кровати. Ты запнулся о коврик перед ней и растянулся на простынях, притягивая меня к себе для очередного поцелуя. Скорее, нежнее и жестче, стирая руками все ненужные метки об этом дне. Ты целовал меня в шею. Я целовал тебя в грудь. Халат уже лежал на полу, там же, где и моя рубашка. Остальная одежда быстро оказалась там же. Ты обнимал ладонями мое лицо и смотрел мне в глаза, будто не верив во что-то, а я, знал, чему не верил, не верил, что сегодня ты не уйдешь.
Ты уснул у меня на руках. Я баюкал тебя, как ребенка, не решаясь уснуть, чтобы вдруг все не стало сном.
Я смотрел на тебя в темноте и ты виделся мне падающим ангелом, столкнутым с облаков. Ты всегда казался мне таким…Мятежным, да. Вот слово для тебя. Ты не принимал рамок, не принимал путей, но так искал порой покоя, что был со мной – я стал Безмятежным для тебя. Хм, вот и мне понравилось играть словами – твоя любимая забава.
Знаешь, мне больше всего хотелось верить, что все подозрения, пусть даже самые явные – просто плохой сон. Я не хотел верить, что ты целый месяц не рассказывал мне, что произошло в тот вечер. Меня окружали плотным кольцом сомнения, что ты или не доверял мне, или думал, что я не пойму, или просто.. или что? Я знаю, что это было неправильно, но это сжигало меня. Где-то внутри, глубоко, я понимал теперь твои ночные уходы, но винил себя в своем бессилии помочь тебе. Ведь если бы тогда я спросил, что с тобой случилось, ты бы сегодня не испытал этого снова. Если бы только этого всего никогда не было.
Потихоньку, веки наливались свинцовой тяжестью. Я уснул.
Проснулся один, а на столе записка о тебя. В ванне сладковатый запах крови. Правильно, никто тебя не осудит. Я смял эти несколько строк и разжал руку – я же обещал пойти за тобой, верно?
Скомканные жизни, как листы бумаги, которые мы будем пытаться расправить до самой смерти. Знаешь, можно ведь просто порвать и написать заново.
Я достал из ящика стола пистолет и приставил его к виску, стоя в ванной.
- До встречи, Кио. Ты же знаешь, что я найду тебя.
*
- Господин Фусида, господин Фусида, здравствуйте! – новичок уголовного отдела запыхался, пока бежал встречать молодого Начальника Полиции, который отчего-то выразил желание лично посетить место происшествия.
- Да. Что выяснили? – начальник был очень красив: тонкие черты лица, проницательные глаза и гибкое молодое тело, которое было не скрыть за формой, хотя слишком длинные волосы не по уставу и раздражали порой его товарищей по службе.
- Двойное самоубийство с разницей приблизительно в три-четыре часа. Проходите пожалуйста.
Фусида стоял и смотрел на два трупа в ванной. Когда ему сообщили о том, что свидетели по вчерашнему инциденту мертвы, он решил приехать сам.
-Двое молодых мужчин, по документам – Ичимару Кио и Коджима Кимаро, 25-ти и 29-ти лет. По данным горничной они жили здесь вместе около двух месяцев, хотя последнее время не очень ладили. – парень сделал паузу, чтобы сглотнуть комок подступающей к горлу тошноты от вида этого безумства. - Один, который помоложе, перерезал себе вены, предварительно оставив записку – улику №4., в которой значилось:
«Чтобы больше не уходить….»
Второй, видимо обнаружив утром смерть сожителя застрелился следом из зарегистрированного на его имя пистолета. Также, в ящике стола, в котором мы нашли документа на имя Кимаро, находились сильные антидепрессанты.
Фусида думал только о том, что вчера бы он ни за что не подумал, что эти двое умрут сегодня вот так – вместе. Вчера ведь и он не хотел жить, но почему-то не умер – в последний момент отвел руку от виска, когда они убежали.
- Господин Фусида! – парень уже, как оказалось, долго допытывался до него о его мнении.
- Знаешь… - Фусида редко переходил на «ты» на работе, это говорило только о том, что он не очень доволен работой и делает предупредительный совет.
- Что? – парень ощутимо напрягся – ведь он вроде действовал как положено и говорил профессионально.
- Знаешь, они любили. - развернулся и вышел в коридор гостиницы, где вдруг он еще отчетливей почувствовал нахлынувшую на него тоску.
В коридоре толпились люди, любопытные твари, которые чего-то о ком-то горько жалеют, не зная вообще ничего. Некоторые полицейские грубо отшучивались о гомосексуалистах, замирая и, даже задерживая дыхание, при его приближении.
Он дошел до лифта. Двери этой железной коробки непривычно долго закрывались, а в голове настойчивым шепотом голос Шиндо:
- Знаешь?
В этот раз тишину нарушили не только выстрел, но и крики постояльцев на первом этаже, когда двери лифта открылись.
Автор: Ingirieni
Бета: нет
Название: Сначала выпили за встречу…
Жанр: юмор
От автора: Всем студентам посвящается.
Было обычное раннее весеннее утро, солнце только - только встало в зенит. По улице мирно ползли машины, от которых не менее мирно отпрыгивали трусливые прохожие. Весело и мирно каркали вороны (просто все остальные птицы либо вымерли, либо улетели, не в силах переносить местную, загаженную промышленными выхлопами атмосферу). В общем, было самое обычное утро городка N. И ни один признак не указывал на то, что через несколько минут разыграется ужасная трагедия, над которой всплакнул бы, наверное, даже сам Великий Инквизитор Торквемада..."
Мирный весенний ветерок, несущий в себе свежесть выхлопных газов, через, разбитое кем-то изнутри окно, проникал в мрачное здание Местного технологического института. (Молодой был ветерок, совсем не пуганый: сказано же здание было МРАЧНОЕ, нельзя в такие ходить, а то там ТАКОГО насмотришься...)
В помещении, куда проник этот малолетний шалопай, было тихо. На дальней стене висела доска, вся изрисованная какими-то знаками, опытный читатель, присмотревшись, мог бы с уверенностью признать в них отрывки из Некрономикона, но, существо, накарябавшее их, всерьёз называло их именами философов и их изречениями, но, мы-то, достопочтимый читатель, с вами понимаем, что это наглая ложь! А вот, кстати, и творец столь богопротивных надписей Сигизмунд Эдмундович Шкуродёров. Это был высокий, крепкий мужчина лет 30-35. Его взгляд устало скользил по тихо посапывающей аудитории (он явно что-то замышляет… Тебе не кажется, читатель?). «Надо их будить», - решил он. (Вот видите, я же говорил: «замышляет!!» Ууу… Подлый тип!).
- Староста, староста! Блин, перестань пускать слюни на журнал, встань с него и отдай мне - перекличку делать будем! - тряс этот злодей едва прикорнувшую бедную старосту.
Староста испуганно поглядела на своего мучителя и протянула слегка влажный документ.
- Все присутствуют? - грозно сдвинул брови препод.
- Все,- пролепетала, зевая, жертва гнусного произвола. При этом она незаметно, почти бесшумно (ну, не считать же шумом звук падающего стула), зашла ему за плечо, и стала заглядывать в журнал.
- А зачем вы Сане «Н-ку» поставили?
- Это какому? – тупо вылупился, сбитый с толку злодей.
- А вот этому, - указала на строчку в журнале.
-А что, пришел?
-Да, пришел.
-Хм, это уже интересно, новые люди - новые лица. – Сказал он, зловеще потирая руки.
- Иваненко.
В аудитории стояла тишина, нарушаемая лишь мелодичным похрапыванием с задних рядов.
- Вот видите, а вы говорите: «пришел», – довольно улыбнулся препод.
- Вы не правильно фамилию назвали, - сказала староста.
- А ну тогда понятно, Ивачинко!
Староста скривилась.
- Что, опять напутал? - бросил он на неё обречённый взгляд.
Он ещё раз взглянул в журнал. В журнале чёрным по белому было написано «Иванченко». (Вовремя, вам так не кажется?)
- Иванченко! – рявкнул ужас всех летних сессий и пересдач.
- Что? Где? – бедный студент подскочил от испуга на своем месте.
- Значит, присутствует! – удовлетворенно хмыкнул Шкуродёров. И тут его посетила очередная мысль. (Да-да, читатель, она может посетить, даже такую битком набитую ерундой голову, как эта)
- А ответь-ка мне, Иванченко, почему ты постоянно спишь на моих парах?
- Да вы что? – едва не упал на пол Саня. – Я впервые заснул на Вашей лекции!
- Что? Да ты впервые на неё явился!!! И это к концу семестра!
От этих слов бедняга Саня весь съежился на месте. (Да-да, читатель, профессор бушевал, как ураган)
- Так! Идешь к доске и пишешь десять изречений Аристотеля, какие ты знаешь!
- Но, профессор! Можно в следующий раз?
- К доске!
- Аристотель был великим учёным древности, а я не уверен, что знаю материал на достаточном уровне… - лепетал студент. (Бедный мальчик!)
- Ну, уж нет. Ты идешь к доске, - набирал обороты преподаватель. (А он входит в раж!).
- Ну, пожалуйста, – бедняга едва на колени не падал.
- Хорошо, вот тебе вопрос полегче: как меня зовут?- ехидно предложил коварный профессор. (Вот гад! Еще и ухмыляется).
Несчастный студент оглянулся вокруг в поисках помощи, но никто не спешил кинуть ему спасательный круг. (Читатель, ты не подумай, студенты – люди отзывчивые, когда сами знают ответ…Или, хотя бы, не спят.)
- Ну… - начал мямлить Саня.
- Или пишешь изречения или правильно выговариваешь моё имя, - продолжал мучить бедного студента изверг.
Саня затравленно огляделся, но так как помощи ждать неоткуда, то пришлось идти к доске. Он полз, словно сонная муха, а, оказавшись у доски, застыл аки соляной столб. А это исчадие Ада, коварный мучитель и не думал избавлять его от этой пытки философией.
Вот Саня вышел к доске и стал вспоминать, а что же надо ответить? Постепенно его мысли прояснялись, пока в его голове не возник вопрос: « А что я собственно тут делаю?» В мозгу возникали неясные образы вчерашнего веселья. Сначала он встретил Ваську старого друга и одногруппника. Ну, как водиться, они выпили немного за встречу, потом ещё немного, и ещё. Потом кажется подошли милиционеры… выпили ещё немного за знакомство, потом за дружбу, потом … Нет, не вспомнить всё как в тумане…
- Ну, мы увидим сегодня высказывания Аристотеля? – продолжал допрашивать злодей.
Саня по-прежнему пытался вспомнить, что же такого умного мог сказать этот Аристотель.
«Ещё бы вспомнить, кто он такой?» - мрачно подумал Саня. Подсознание послушно подкинуло образ какого-то голого мужика, бегущего по улице и орущего «Эврика!!!». Интуиция подсказывала, что это он. А интуиция никогда Саню не обманывала…
Осталось только вспомнить, что он сказал. Как назло дельных мыслей не было.
«Что ж, давайте рассуждать логически….»- сказал себе герой и призадумался. Через некоторое время он повернулся к доске и уверенно что-то записал. Он отошёл и Шкуродёров увидел надпись « Ищите женщину». Глаза злодея гневно сощурились.
- Вы уверенны, что это сказал именно Аристотель?- ласковым голосом протянул он.
- Да, это он придумал когда от него сбежала Эврика.
- Какая Эврика? - встал в ступор Шкуродёров.
- Ну, за которой он гнался голым по улице и кричал «Эврика», – упрямо гнул свою линию наш герой.
На минуту лектор потерял дар речи. А затем ошалело выдавил:
-Ну, вообще-то, вы только что описали Архимеда в момент его великого открытия, а я просил Аристотеля, ФИЛОСОФА! – выделил преподаватель последнее слово.
«Чёрт, да кто же этот проклятый Аристотель, чтоб ему тормозной жидкостью опохмеляться!» - судорожно пытался вспомнить Саня. – «Философ. Будто мне это должно подсказать.....А ведь и правда! Помнится, вчера Васька чот говорил про какого то хмыря, ну он ещё в бочке жил. Стоп! А может это и есть Аристотель?! Что он там говорил?..» От напряжения на лице нашего героя выступил пот (вот видишь, читатель, как приходилось страдать бедняге из-за злобного нрава Шкуродёрова ). «Нет, ни фига не помню! Что ж, придется по старинке: доходить до всего логическими методами. Так, он жил в бочке - значит пил. Другого дома у него не было - значит всё пропил. Наверное, он пил дорогое вино, раз умудрился всё пропить и при этом ещё выжить. Это значит, он по-настоящему ценил вино. Так, он ещё что-то говорил про друга, кажется. ... Как же его звали, что-то связанное с плодом. Подон, Полон, Плодон... А точно Платон!!! Я вспомнил! Я гений! Ура!» - с этими мыслями главный герой стал выводить цитату, ещё не зная какую роковую роль она сыграет в его судьбе.
Саня отошёл и дал увидеть злобному ректору и своим сокурсникам (конечно, тем немногим, кто уже проснулся посмотреть на творящийся в аудитории преподавательский беспредел) результат своего умственного труда:
«Платон мне друг, но истина в вине»
«Нет, умный все-таки был мужик, этот Аристотель, какую фразу придумал!» - размышлял довольный собой главный герой.
Все удивленно замерли, даже мухи (прям в воздухе впали в ступор). Когда изверг перестал изображать соляной столб (кстати, бессовестно халтурил: столбы не дрожат от ярости), он спросил изрядно севшим голосом:
- Молодой человек, извините, можно узнать, где вы это слышали?
Саня, помня свой прошлый опыт, решил не рассказывать путь своих рассуждений.
-Да все так говорят: и по телевизору, и в школе, и на улице. А вы что, ни разу не слышали? Образованнее надо быть… - на этой фразе наш герой начал догадываться, что опять ошибся. Ну, это любой бы понял при виде того, как Шкуродёров нервно икнул и начал вставать из-за стола. Глаза профессора налились кровью.
- Иванченко, за мной к декану! Быстро!!! – прорычал каждое слово Шкуродёров. (Ну, прям демон какой-то, не так ли читатель?)
Саня нервно взглотнул и поплёлся следом за выскочившим в коридор злодеем. Кажется, день сегодня не задался…
Проходя мимо главного входа, Иванченко увидел всклокоченного и чем-то раздражённого консьержа.
«Мама дорогая! Сегодня дежурил Иван Семёныч, да ёще и злой с утра… Да как он меня вообще пустил, да ещё и ночью?» - простонал несчастный студент. Дело в том, что Иван Семёныч Привратов слыл самым строгим и ответственным из консьержей, к тому же ещё подрабатывающим на пол ставки ночным сторожем. – «Ах да, это было тогда, когда мне приспичило учиться. Сначала я ломился в главный вход один, менты стояли поодаль, держась друг за друга (где мы потеряли Васька, убей, не помню), но потом лейтенант решил мне помочь - стал кричать «Откройте! Милиция!». Когда вышел Иван Степаныч, они нагло втиснулись в дверь, затащив в здание и меня. На робкое замечание сторожа, мол, не положено так делать, милиционеры втолковали, что если студент желает учиться, то будет преступлением ему препятствовать…
Сначала выпили за знакомство, потом для размягчения гранита науки, а потом я, кажется, отключился и пьянка продолжалась уже без меня….»
Из пучины воспоминаний Саню вырвало вежливое покашливание декана.
- Ну-с, молодой человек. И как же вас так угораздило? – спросил декан, косясь на бутылку с минералкой. (Ага! Вот они, последствия бурной ночи).
Студент ошалело смотрел на декана. Таким он его еще не видел. Помятый пиджак, наспех прилизанные волосы, галстук отсутствует, на воротнике рубашки коричневое пятно. Саня перевёл взгляд на профессора. Сигизмунд Эдмундович сливался цветом со стенкой. Декан отхлебнул водички и спросил его:
- Так что вы от меня хотели?
- Этот студент совершенно не знает мой предмет. Более того, он не желает его знать! Вы знаете, что он написал вместо десяти изречений Аристотеля? Платон мне друг, но истина в вине!
- А что умный мужик! Правду написал, - декан налил себе еще один стакан воды.
Профессор пошел красными пятнами.
-Да как вы смеете так надо мной смеяться, я буду жаловаться на вас ректору!!! – снова закричал Шкуродёров.
-Хорошо- хорошо, только потише! – скривился декан.
-За мной! - командирским голосом скомандовал оскорблённый лектор.
Саня уже привычно поплёлся следом.
«Да… Пётр Максимыч сегодня тоже встрял: настучит ведь этот гад на него, ей богу настучит! Декана можно понять, его похмелье мучает, а тут этот хмырь врывается орёт, чего-то требует… Любой бы сорвался… Ну да ладно, как вчера, хотя нет уже сегодня, меня своим криком будить, так никакого у него сострадания не было! Припёрся значит посреди ночи, «За ключами» - говорит (угу, это самое время, правда если учесть помаду на щеке, то вполне может быть, что и самое время), и давай орать. Вы, мол, чего здесь устроили, это не кабак а институт… И пошло поехало. Слава богу, хоть лейтенант выручил: взял Пётра Максимыча под руку и отвёл в сторонку. Не знаю, о чём они говорили, но вернулись уже закадычными друзьями.
Сначала выпили за знакомство. Потом второй мент закричал: «Чего это «крыса бумажная» филонит, когда все нормальные мужики уже пьяны?», - и потребовал, чтоб тот выпил штрафной. Ну, декан, естественно, обиделся… на «филонит» и согласился. Пили за педагогику…
Ну, а потом началось, декан позвонил ректору, тот приехал, привёз ещё выпивки, ещё кому то позвонили.
К утру творился форменный бедлам: кто – то орал песни по караоке, кто-то танцевал на столе кан – кан, кто-то спал в тарелке с закуской…
Даа, хорошо вчера мы погуляли. Жалко, что к утру меня слишком сильно штормило, и я не различал лиц. Было бы прикольно запомнить, кто что делал, а лучше записать…»
- Не ухмыляйся! Сейчас зайдём к ректору - он тебе покажет!- вырвал из раздумий главного героя злобный голос Шкуродёрова.
Из кабинета главы ВУЗа отчаянно несло перегаром, самого его видно не было.
- Садись, а я пока схожу его поищу,- грозно рыкнул местный антигерой.
Уже у двери его догнал голос Сани, как раз хотевшего сесть в кресло ректора.
- Не надо никого искать.
- Что, испугался?!
- Нет, просто я уже его нашёл.
- Где?!
- Да вот же он!
Шкуродёров подошёл к Сане и проследил за тем, куда он указывал. Под столом, уютно свернувшись калачиком, спал растрёпанный ректор.
- Да, от кого-кого, а от него я этого не ожидал!- задумчиво протянул профессор.
…Шло совещание, решался вопрос об исключении студента Иванченко.
- Слово предоставляется професору Шкуродёрову Сигизмунду Эдмундовичу, - объявил ректор. Злобные, опухшие после вчерашнего, лица повернулись к виновнику их мучений. Ну, конечно, он один не был на памятном банкете, но он один выглядел бодрым и полным энергии.
- Друзья, всем вам знаком этот студент….- начал выступающий, но был нещадно перебит физруком.
- Давай по существу, а то башка просто раскалывается.
- А по существу, либо он, либо я! Выбирайте!
Сказав это, Шкуродёров вышел хлопнув дверью. Слово взял снова ректор:
- Итак, коллеги, что делать будем? С одной стороны, этот, повёрнутый на своём предмете, «ботаник» уже в печёнках сидит с его нравоучениями. Я был бы рад его выгнать, если бы не одно «но»: мне не кем его заменить. С другой стороны, Иванченко исключить мы тоже не можем: заложит он нас всех, всё про наши вчерашние художества расскажет. Ну-с, коллеги, ваши предложения?
И предложения пошли рекой, каждый счёл своим долгом высказаться, причем не было ни одного по существу. Сквозь этот гомон пробился богатырский голос физрука:
- Тихо! Я так понимаю, нужно, чтоб парень ничего никому не сказал? Если так, то есть у меня друг, он поможет.
- Только не надо криминала! - предупредил ректор.
- А кто говорил о криминале? - ухмыльнулся физрук.
…Саня сидел на пороге института. Его взор был обращён в никуда, а на глаза наворачивались горькие слёзы обиды. «Ну, за что мне это всё? Из-за каких-то 10 изречений... Да как я дома покажусь…» Мысленные стенания героя были прерваны лёгшей на плечо тяжёлой рукой.
- Ну, что ты, парень, не плачь, мужчина не должен плакать. Не беспокойся. У нас тебя никогда не выгонят и у нас для тебя обязательно найдут место.
Саня обернулся. За спиной у него стоял крепкий поджарый мужчина, примерно пятидесяти лет от роду. На плечах у него красовались погоны полковника. Саня побледнел, он узнал начальника своего военкомата…
Часовой пояс: GMT + 3 На страницу 1, 2След. Перейти на: страницу
Страница 1 из 2
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
Правила
Поиск по форуму
Группы
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход